Зверски болела голова. Уже прошла. От ориджинала тошнит еще до определения пейринга. На этой ненадежной почве созрел вопрос:
Дамы и господа, оно вообще читаемо? Точнее, перс жив или совсем надуман?масштабный текстовый гонЖизнь в мужской коммуне со стабилизированным бытом и обычаями, относительно спокойными нравами и строго определенными для каждого обязанностями. Ежедневные поучения и дележ опытом в стиле «А в наше время…», вопли на фоне матча Динамо/Спартак и «Улицы разбитых фонарей» за стеной. Что еще нужно для счастья нормальному пацану?
Да хрен его знает. Наверное, много еще, судя по моей кондиции.
Жутко шумит колонка. Позавчера приходили из ЖЭСа, чтобы ее отремонтировать. Неделю назад она полыхнула как пионерский костер, ее пытался чинить дед, но ни хуя у него не получилось, он же военный. Потом был экстренно вызван дядя Толик, результатом чьего ударного труда вдобавок к уже черной стене стал пол, равномерно покрывшийся сажей. Ну и три дня адский ящик пугал всех невразумительными звуками. Я в этом не рублю, посему полдня батрачил раком, пытаясь оттереть линолеум, но к исконному выцветшему серому цвету он так и не вернулся. Фиг с ним. А поясница до сих пор болит.
Я домыл посуду, не без труда закрутил кран и, душераздирающе зевая, пополз по привычному маршруту «туалет-ванна-кровать». На подоконнике независимо мигали зелеными цифрами электронные часы. Десять - сорок три.
***
На лестничной площадке пахло обедом. За соседней дверью исступленно лаяла сука Лия. Это состояние было для нее нормальным. В жестяной банке от «нескафе» дотлевал чей-то оранжевый бычок. Я побрел по лестнице медленно, попутно пытаясь нащупать в бездонном кармане Камел и зажигалку. Когда подъездная дверь лязгнула за спиной, извлек из мятой пачки «верблюдину», прикурил и медленно затянулся, глядя в серое небо. Шел мокрый снег.
Если бы дед увидел, что курю, разбил бы мне морду. Отец бы начал вопить не хуже Зинаиды Иванны из квартиры этажом выше, жены спивающегося бывшего подполковника. Посему я второй год изображаю агента отечественной контрразведки во вражеском стане, и мне вечно кажется, что табачное амбре выдаст меня, как волочащийся за спиной парашют, как только я шагну через порог родной хрущевки.
Но крыльцо из нашего окна не увидишь, к тому же, только заботливые мамаши-домохозяйки, рефлекторно помешивая выкипающий борщ, провожают настороженным взглядом сыновнюю спину. Но моя родительница по папиным словам в командировке. Пожизненно и хронически, десятый год. Работящая какая, зацените. А та же крикливая тетка с пятого как-то засекла меня, попыхивающего в сирени под домом. И, слава Богу, промолчала.
Во дворе было мокро и пусто. Ветер шелестел сухими крылатками ясеней. Я спрыгнул со щербатых ступеней и пошел вдоль стены, дальше за бетонным забором тянулась трасса и пустырь с зависшей стройкой, отгораживающий военный городок от остальных спальников. Машины проезжали, наверное, раз в пять минут… Единственная прохожая, меланхоличная, как эта погода старушка с торбой проплыла мимо и исчезла в проеме между серых плит изгороди. Подъемный кран, похожий на дохлого богомола в размораживаемом холодильнике и пирамиды присыпанных снегом кирпичей встретили меня так же тихо и смиренно, как все сегодня. Кажется, после Нового года район впал в спячку.
Но тут же выяснилось, что некоторые его жители не желают смириться и отдохнуть, позволив хоть не на долго сделать то же другим.
Снег протек за обмотку шарфа. Именно протек, снежок из такого не слепишь. Я матюгнулся и рефлекторно закинул руку за спину, пытаясь схватить шутника или нечаянно попасть ему по голове. Уронил сигарету в кашу из мокрого песка и снега. Вакуумное сонное спокойствие в последний раз ударило по ушам с гоготом неугомонного Захара. Оборачивался я уже с хищным оскалом, сгребая ответный ком серой жижи и предвкушая протестующие вопли. Как хорошо, что меня снова разбудили…
В прошлом году парней из моего тогда еще незнакомого класса обеспокоил угрюмый и неразговорчивый новенький Миша Сорока. Фамилия не располагала. Перед зимними каникулами Саша Вахтенный и Захарчик Визбор, такие веселые и добрые мальчики, с искренней заботой подкараулили вяло плетущегося, привычно сутулого Михаила за поворотом. Залепили комом грязного снега в лицо и напихали за шиворот, объяснили, что желают добра окружающим, ценят дружбу и т.д. Миша оказался парнем хоть затурканным, но сообразительным и очень быстро с ними согласился.
И жизнь продолжалась…
***
Я засунул мокрые задубевшие и покрасневшие руки в карманы. Снег с вечернего неба стал сыпать немного реже. Новая четверть по захаровским заверениям обещала быть веселой, - нашу классную повысили до завуча, а образцовый класс просто обязан показать всей школе пример. Вопрос о том, каким этот пример будет, на публичное обсуждение не выносился.
Я тихо порадовался. Тихо – потому что замерз и промок в дрова и боялся теперь этим самым деревом в грязищу упасть, делать что-либо громко, резко или энергично было опасно. Благо, до дома три минуты.
Дополз. Негнущимися пальцами изнасиловал связку ключей и две двери, негнущимися пальцами расстегнул замок практически обтекающей черной куртки. Сапоги были покрыты белыми разводами соли. Бля. Не врубая света, посетил три святых места (туалет-ванна-кухня) и направился к четвертому с кружкой черного чая. Дед в соседней комнате, заранее молча скорбя, смотрел биатлон, отец на кухне дочитывал бесплатную газету. Уже нырнув в мягкие потертые джинсы, я сидел, грел руки дымящейся чашкой и прижимался спиной к батарее.
***
- Когда у тебя уже каникулы закончатся?
Дед заслушал прогноз погоды и посмотрел на мрачного притулившегося в углу меня.
- Послезавтра. – Живо отозвался из коридора папа, - я пошел.
Хлопнула дверь. Диалоги у нас в семье всегда получались коротко и по делу, а в перерывах я старался дышать потише. В связи с военной спецификой дедушки нормальные отношения у нас сохранялись только потому, что я всегда молчал, а отец привычно маскировал маленькие нервные трещинки, ползущие по монументу «мужик мужика понимает наверняка». Хотя, оно действительно пока было не слишком серьезно.
- Правильно. Хватит шататься без дела. Посуду помой.
Я покорно взял тарелку и тихонько выдохнул. Самопровозглашенный глава семьи, отрицающий само существование старческого маразма как явления – вот это, правда, нехорошо.
И нехорошо, когда тебя в семнадцать лет могут запросто погнать в магазин за батоном. А ты не найдешь, что возразить, поскольку делать действительно больше нечего. Нехорошо, когда в семнадцать лет на зимних каникулах тебе ничего и никого не хочется. Когда все, что имеют сказать тебе окружающие, это «Помой посуду», «Пропылесось в комнате» и «Вытри пыль». Убьюсь нах.
Такие радикальные меры мне, на самом деле, не свойственны. И перемены я не люблю. И в квартире иногда начинаю задыхаться, а сходить в магазин – это немного воздуха. Пошел глотать, по настоянию. Очень хочется вот так выйти однажды в хлебный через улицу и не вернуться. Как будто меня уже нет и, наверное, не было. Вовсе.
Смысл существования неясен. Теряется в тумане вместе со стенами соседних домов, желтыми качелями, опорными столбами. Я – так, как тот столб, стою пока только потому, что меня тут без спросу поставили. Только в нем – гнилое дерево, а в моей рыжей башке – пытливый ум, в данном случае синоним подросткового гона.
Ладно, Сорока, следи за дорогой, а то с жигулем поздороваешься.
В хлебном было как в раю. Светло, тепло и безлюдно… Да он вообще, как будто из сарая переделанный, под чистое евро, с минимализмом. Аж завидно – уют общественный, казенный, в ограниченном количестве – купил булку и вали. Возле прилавка две тетки-с-работы «А Людка сказала, что премию опять урежут…», за прилавком – девушка лет двадцати с чем-то и дежурной гримасой, которая устала быть похожей на улыбку. А пахнет – охренеть. Свежий хлеб, с утра горячий, сейчас просто мягкий и с корочкой, повышенное слюноотделение обеспечено. Жаль, что побывав в домашней хлебнице, он теряет свое очарование. На время обслуживания покупателей лицо продавщицы оживает, а потом снова скисает – ей здесь до девяти стоять. Я вышел в слякоть и туман тоже не особо радостно, прикидывая, как бы отнести батон и свинтить в на прогулку в центр.
не хотелось его светить, но есть подозрение вообще и в связи с нижеописанным, что я на эту мудятину забьюЕсли все пойдет по плану, то мне таки отвалится желанный напольный матрасец, можно будет сколько влезет общаться с серой машинкой и не придется переступать через праздно сопящие тела, начиная трудовой день в семь утра )) Ну не люблю я на кровати спать, да еще в комнате с романтицки-новым абгрейдом. Мне нужно, чтоб на уровне плинтуса, свободно и уютно. В связи с грядущей ночной доступностью компа и новым местом прыгаю и машу руками: МУЗЫ, Я ТУТ! ХОЧУ ОРИДЖ! Один перс пойман сегодня в автобусе. Великолепный перс, оригинальный для меня, ничего не нужно придумывать – бери и пиши… То есть, один типаж готов. Оч хотелось с ним побеседовать – он настолько такой-как-надо, что будет обидно, если похерю по незнанию.
Upd:
Труба опять потекла, но это уже не моя проблема.
-
-
07.02.2008 в 04:52-
-
07.02.2008 в 18:37-
-
08.02.2008 в 06:12-
-
08.02.2008 в 14:59ну, чужой текст я б не стал выставлять у себя в дайре на критику )) тем более без дисклеймера.
а то, что не то - оно даже мне видно, потому и спросил, чтоб зря мозги ангстом не насиловать. Спасибо